Заметки по итогам лекции Александры Борисенко о переводе «неправильной» речи.

Один из любимых кошмаров переводчика — обнаружить в тексте речь, которая не соответствует литературной норме. Например, если литературный персонаж  — иностранец, носитель диалекта или странный человек, который как-то странно разговаривает.

*

Проблема передачи речевых особенностей персонажей особенно актуальна для английской литературы, потому что диапазон разных видов английского языка грандиозен, он в разы больше, чем диапазон разновидностей русского языка. Есть огромное количество региональных диалектов, которые живут своей собственной жизнью — и если вы встретите представителя какого-нибудь особенно оригинального региона, вы можете вообще не разобрать, что он говорит.

*

Частый используемый приём — столкнуть в романе американца и англичанина и заставить их друг друга не понимать.

Виктор Голышев в одном из интервью сказал об этом так: если в британском романе в разговор с англичанами вступает американец, то в русском переводе все англичане будут говорить как люди, а американец — как полуобразованная скотина. Так делать нельзя: американцы говорят вежливо и грамотно, просто на своём языке. Но перенести в русский перевод эту речевую разницу — это нужно постараться.

*

Пример из романа Ника Хорнби Long Way Down:

‘How would you have ordered pizzas?’ Jess asked him.

‘On a cell,’ he said.

‘What’s a cell?’ Jess asked.

‘OK, a mobile, whatever.’

‘Are you American?’ Jess asked him.

‘Yeah.’

Игра довольно простая: американец называет мобильный телефон cell, а англичанка не понимает (или делает вид, что не понимает).

Что здесь надо сделать? Нам надо, чтобы американец сказал какое-то слово, которое было бы не вполне выдуманным и в принципе понятным, но звучало бы слегка диковато. То есть, американец должен сказать странное. А если бы это был англичанин в Америке, то англичанин должен был бы сказать странное. Вот такая вещь.

*

Отличия американского и британского словоупотребления на примере слова quite.

“She’s quite intelligent” для американца означает, что она умная.

Для британца — что она вообще-то дура.

На эту тему американская писательница Эрин Мур, переехавшая жить в Лондон, написала книжку That’s Not English: Britishisms, Americanisms, and What Our English Says About Us.

*

Интересная вещь — социальные диалекты. Например, Upper Class English — язык «золотой молодежи» 1930-х годов. Это язык неправильный — но не такой неправильный, как у людей простых сословий, а такой неправильный, как у аристократов, — то есть довольно изощрённо неправильный. Сленг аристократической молодежи встречается у разных писателей того времени; особенно ярко — у Ивлина Во.

Есть в нём очаровательные идиомы. Например:

«кошкина пижамка» (cat’s pajamas) — так скажут о чём-то прелестном; например, о любимой девушке;

«пчелиные коленки» (bee’s knees) — так скажут о чём-то превосходном; например, о великом человеке.

*

У британских аристократов вообще есть свои особенности произношения и словоупотребления. Например, они говорят не toilette paper, а lavatory paper; не mirror, а looking-glass; не wealthy, а rich. (Нэнси Митфорд в 1955 году написала про это подробную статью “The English Aristocracy”, в которой много таких примеров.)

*

Большинство переводческих проблем — не технические, а психологические. Написать по-русски «кошкина пижамка» — это нетрудно. Но чтобы читатель понял, зачем в тексте появилась эта пижамка, научился её опознавать и соотносить с определенной культурной принадлежностью, нужно проделать нечеловеческую работу и написать десятки сносок.

*

Марк Твен в предисловии к «Приключениям Гекльберри Финна» пишет: «В этой книге использовано несколько диалектов, а именно: негритянский диалект штата Миссури, самая резкая форма захолустного диалекта Пайк-Каунти, а также четыре несколько смягченных разновидности этого последнего. Оттенки говора выбирались не наудачу и не наугад, а, напротив, очень тщательно, под надежным руководством, подкрепленным моим личным знакомством со всеми этими формами речи».

Очень хочется посмотреть на то, как русский читатель различит четыре формы диалекта Пайк-Каунти.

*

Прежде чем переводить речь персонажа, с которой автор осознанно играет, задайте себе вопрос, что это за персонаж и почему он так разговаривает. Он неграмотный? Он пытается притвориться неграмотным? Он вышел из грязи в князи и силится произвести дешёвый эффект? Поймите это сами, разберите речевой портрет по косточкам и после этого соберите его заново средствами русского языка — возможно, они окажутся совсем другими.

*

Негр Джим в «Приключениях Гекльберри Финна» разговаривает так:

Goodness gracious, is dat you, Huck? En you ain’ dead — you ain’ drowned — you’s back agin? It’s too good for true, honey, it’s too good for true. Lemme look at your chile, lemme feel o’ you. No, you ain’ dead! you’s back agin, ‘live en soun’, jis de same ole Huck — de same ole Huck, thanks to goodness!

Это — негритянский диалект штата Миссури, для которого в русском языке нет никакого эквивалента. Дело ещё более безнадёжное, чем с аристократами, потому аристократы у нас хотя бы до Октябрьской революции существовали, а негритянских диалектов не существовало никогда. А негр Джим, надо понимать, разговаривает так на протяжении всей книги — Марк Твен ни на минуту не пасует. Что делать?

Изящное решение предложил Чуковский, который переводит этот кусок так:

«Это ты, Гек? Ты жив? Не утонул? Опять со мной? Это так хорошо, что даже не верится! Джим даже не может притти в себя от радости! Бедный старый Джим думает, не во сне ли он это видит! Дай Джиму хорошенько взглянуть на тебя. Ты ли это, Гек? Ты жив, ты опять со мной, добрый старый, верный Гек!»

Понятно, как это устроено, да? Джим у Чуковского говорит о себе в третьем лице, в простодушной и наивной манере ребёнка и дикаря. Таким образом, его речь сразу начинает отличаться от четырех разновидностей просторечия Пайк-Каунти, и она хорошо опознается в тексте. В ней чувствуется искренность, наивный взгляд на мир, и это хорошо сочетается с портретом героя.

*

Стандарт произношения для англичан вообще играет важнейшую роль и сразу относит человека к определенному сословию. Как только профессор Хиггинс научил носительницу диалекта кокни разговаривать как аристократка, это изменило всю её жизнь.

Правда, некоторые исследователи пишут, что Бернард Шоу в «Пигмалионе» всё наврал, потому что ни одна девушка кокни не согласилась бы променять свой чудесный язык на что-то вот такое правильное и скучное.

Кокни — на самом деле ярчайший и очень интересный диалект. Это язык представителей лондонского пролетариата, родившихся в центральном районе Лондона в пределах слышимости церковных колоколов St. Mary-le-Bow. По одному этому определению вы уже чувствуете, что кокни — это звучит гордо, правда?

*

Маргарет Тэтчер свой стандарт произношения меняла дважды. Сначала она разговаривала, как дочь лавочника, которой и являлась. Затем окончила Оксфорд и приобрела оксфордский выговор — он тоже довольно узнаваемый и в политических делах не всегда полезный. Этот выговор стал ей мешать, и тогда она поставила себе RP (Received Pronunciation). RP — это чистое произношение, практически лишённое следов классовых и региональных черт. Так разговаривают дикторы BBC.

*

В языке лондонских кокни присутствует знаменитый cockney rhyming slang — языковая игра, основанная на рифмах и, по легенде, придуманная специально для того, чтобы никто ничего не понимал.

Делается так.

Надо вам, например, сказать, что кто-нибудь пьян — he’s drunk. Вы берёте английское выражение из двух слов, которое рифмуется с drunk — в данном случае, elephant’s trunk. И дальше вместо drunk используете то слово из этой связки, которое с drunk не рифмуется: “He’s elephant’s.”

Что такое elephant’s, знает любой англичанин и почти любой американец, потому что rhyming slang — безумно популярный языковой код, который продолжает обрастать новыми выражениями и обзаводиться собственными словарями; он сплошь и рядом встречается в литературе, и писатели с его помощью по-всякому развлекаются.

Сконструировать rhyming slang по-русски — вообще как нечего делать. Чего у нас не хватает, рифм? Идиоматических выражений?

Вопрос в другом: поверит ли ваш читатель, что так на самом деле разговаривают? Чтобы русский читатель этим проникся, ему нужно сначала подробно объяснить всё то, что изложено выше, а потом последовательно играть в эту игру в русских переводах. Если бы это сделал один переводчик, второй, пятый, кто-нибудь снял бы на эту тему популярный фильм — тогда да. Но пока этого не случилось.

Ссылка по теме: Cockney Rhyming Slang. London’s Famous Secret Language.

*

Существует много способов создать образ одного языка внутри другого. У американской писательницы китайского происхождения Эми Тан в её романе The Bonesetter’s Daughter появляется старая китаянка, которая прожила в Америке всю жизнь, но английский так толком и не выучила — её речь ограничена набором основных слов и лишена синонимического богатства. Например, она знает слово «дерево», но не знает слов «клён», «дуб», «ёлка» и так далее. И получается, что она разговаривает, опуская все лишние слова и используя только главные, и дефективность ее речи в итоге производит величественный и поэтичный эффект. Переводчику надо понять, как это устроено, и сделать то же самое по-русски.

Вот как один студент перевёл реплику старой китаянки, в которой она сетует на невнимательность врачей:

— Доктор даже не берет телескоп, чтобы слышать мое сердце. Никто не слышит мое сердце. Ты не слышишь. Гаолинь не слышит.

Достаточно было взять альтернативный вид глагола («слышит» вместе «слушает»), и приземленная жалоба китаянки на то, что её никто не обследует, оборачивается экзистенциальной проблемой, — а это именно то, к чему мы здесь стремимся.

*

Очень интересно с этим работал Хэмингуэй — не в переводах, а в оригинальных произведениях. В романе «По ком звонит колокол» у него появляется испанская речь, которая на самом деле, конечно, английская, но ты сразу понимаешь, что вот этот английский — это у него испанский. Хэмингуэй использует thou (ты) и you (вы), потому что деление на «ты» и «вы» в испанском есть; использует галльские корни, меняет порядок слов — и таким образом изображает испанскую речь.

То есть, в литературе известны случаи, когда в одном языке создается образ другого языка. Вопрос в том, хватает ли на это мастерства.

*

В романе Диккенса «Мартин Чезлвит» есть такой удивительный персонаж — акушерка Сара Гэмп, которая разговаривает совершенно безумным образом. Это ещё один представитель лондонских кокни, но она не просто кокни (этот диалект действительно трудно переводить на русский чем-то кроме нейтрального просторечия), а кокни с рядом индивидуальных особенностей. Поскольку миссис Гэмп смолоду привыкла вращаться в высших кругах, её просторечие насыщено словами более культурными и сложными, которые она безбожно коверкает и перевирает.

В русском переводе «Мартина Чезлвита», сделанном Дарузес (Чуковский хвалит его в своей книге «Высокое искусство»), Сара Гэмп говорит сумбурным, но в целом обычным языком, в котором нет ни единого неправильного слова. Чуковский объясняет это тем, что «все эти отклонения являют собой единую речевую систему, которой не воспроизвести на другом языке».

Давайте поспорим с Чуковским? В миссис Гэмп главное — не то, что она кокни, а её личные приколы. Когда речь идёт о личных приколах персонажа, вы как переводчик становитесь гораздо свободнее. Никто у вас не обязан узнавать миссис Гэмп как представителя кокни, потому что важно в ней не это, а то, что она одна такая на всю английскую литературу. Это в её честь большие чёрные зонты стали называть gamps, а Пуаро в «Убийстве в восточном экспрессе», узнав, что соседа по купе зовут мистер Гаррис, говорит: ‘I read my Dickens. M. Harris, he will not arrive’, потому что у миссис Гэмп есть воображаемая подруга миссис Гаррис, на которую она всегда ссылается, но всем понятно, что её не существует в природе.

Одним словом, это страшно знаменитый персонаж. Почему бы не обыграть её индивидуальную манеру? Чего мы, собственно, не можем тут сделать? Мы не можем как-нибудь смешно перековеркать культурное русское слово? Соединить два слова в одно, как это делает она? Перепутать стилистический регистр? Всё это по-русски можно сделать, и никаких преград у нас на этом пути нет.

Конечно, всегда есть риск, что читатель откажется считать речь персонажа убедительной. Это вещь непредсказуемая, но это риск, на который в данном случае стоит пойти.

*

Почему учебники, написанные очень достойными исследователями перевода, сегодня кажутся устаревшими? Дело в том, что все эти учебники составлены очень директивно: мы сейчас вам скажем, как надо переводить, и вы всю жизнь будете так делать. А переводоведение за последние 50 лет успело получить новое развитие, и сегодня в основном идет по дескриптивному, описательному пути.

*

Вообще важно понимать, что границы того, что в переводе сделать можно и чего нельзя, постоянно сдвигаются, это не статичная вещь. Можно находить или придумывать новые способы передать в переводе то, что ещё вчера считалось непередаваемым. Не полагайтесь на традицию, всегда задавайте себе вопрос: а может, получится сделать по-другому? И иногда оказывается, что это действительно получается.